ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ СТАРОГО ОХОТНИКА.
Время бежит. Уже осыпались пожелтевшие листья, опустели поля, на землю по утрам ложится иней. Медведи приготовили себе на зиму берлоги и держатся вблизи их. В средней части нашей страны медведь, как правило, ложится в первых числах ноября. Он чуток к погоде и обычно залегает до снега. Молодых иногда задерживает спелая рябина или клюква, которыми они лакомятся, залечь в берлогу до снега они не успевают и в этих случаях спешат лечь в снегопад, заметающий след. Медведь, оставивший следы на снегу, становится добычей опытного охотника. Любимые места для берлог: сухие острова среди болот, заросшие гари с сохранившимися старыми вывороченными с норном стволами деревьев, сухие, поросшие елью болота. Медведица с медвежатами выбирает для зимовки плотные заросли. Обычно берлоги устраиваются под вывороченными нориями деревьев и буреломом и лишь изредка вырываются в земле. Почти каждый медведь выстилает свою берлогу мхом, ветками, хвоей, сухой травой, древесной корой.
Учителем и другом моим в первых зимних охотах на медведя был старый крестьянин Василий Ильич Коробейников. С ним несколько лет подряд мы находили и добывали медведей в рамени вблизи его родного селения Усковцы и лесных деревушек Пятая Доля и Сома. Василий родился и вырос в лесу, привык наблюдать за окружающей природой, был молчалив, изредка скупо разговаривал с домашними, своей лайкой, с солнцем или с журчащим в лесу ручейком. Это был «лесник» столь же цельный в своих чувствах, как природа, среди которой он жил. В опасные минуты зверовой охоты мы неоднократно приходили друг другу на выручку.
Берлога медведя была найдена случайно. Лайка Василия, преследовавшая шедшую верхом куницу, в густом ельнике вдруг залаяла, «как на чужого человека». Собаку отозвали, обошли круг — выхода зверя не было, сделали метки на деревьях, отвели свои следы и вернулись в деревню, решив подождать, пока не оглубеет снег. 25 декабря по народному календарю «Спиридон поворот. Солнце на лето, зима на мороз. Медведь в берлоге на другой бок ворочается». День прибавился на минуту. По еще бытовавшим тогда приметам пошли «с местечка» пока не рассвело. Своевременно была закрыта в печке труба, никто из домашних Василия не смел выглянуть вслед уходящим охотникам, чтобы «порчи не было»,— так обставлялся выход на «черного зверя». У нас с Василием было по шомпольному двуствольному ружью, ножу, топору и рогатине.
Шесть километров прокатили на лыжах быстро. Впереди бежали лайка Розка Василия и мой Бурлак. Среди груды беспорядочно поваленных ветром старых елей, занесенных теперь глубоким слоем снега, собаки, на которых шерсть стала дыбом, злобно залаяли под одну из выскорей. Мы подошли к берлоге с севера — так было ближе. Из-под занесенных снегом корней ели в противоположную от нас сторону метнулась темная масса. Стреляем навскидку — каждый по разу, но, видимо, мимо. Зверь скрылся в густом ельнике. Обегаем на лыжах выскорь и преследуем уходящего зверя, ориентируясь на лай собак. Слышно, на одном месте лают. Значит остановили зверя. Василий первым видит медведя в чаще леса и стреляет в него. Ранил. Медведь после выстрела повернул к нам, идет на прыжках. Стреляю, когда он в двух метрах от меня. Вижу, что попал, но пуля угодила не в лобную, а в лицевую часть черепа, разбив челюсти. Зверь уже совсем близко, а наши оба шомпольных ружья и оба ствола в каждом из них уже разряжены. Василий подбегает ко мне, сует а руки рогатину, а сам выхватывает топор. Собрав все силы, я вонзаю «перо» рогатины в подбежавшего зверя, но, не рассчитав силы удара, валюсь на снег. Вижу, как в этот момент Василий наносит медведю удар топором. Зверь падает, а мы оба, не сговариваясь, по православному обычаю крестимся. Посмотрел на меня Василий и говорит: «Заруби себе на носу — остались целы потому, что друг друга выручали, а то бы показал он нам, почем фунт лиха!».
На этой охоте были получены три урока: 1) следует сменить свою шом-полку на ружье с откидными стволами — «центрального боя», заряжающееся патронами. Для этого в то время надо было добыть пару куниц. 2) Охотясь зимой на медведя, всегда стал брать с собой рогатину. Шесть раз в жизни она помогла мне избежать увечья от разъяренного раненого зверя. 3) Беседуя в ноябре 1925 г. на Первой Всероссийской выставке собак с известным медвежатником А. А. Ширинским-Ших-матоеым, я получил от него очень ценный совет для последующих зимних охот. По его наблюдениям, медведь, «направляясь осенью к берлоге, идет к ней с юга на север, причем отклонения от этого направления не превышают 15°. Зверь, выходящий из берлоги (из оклада), идет или прямо на юг, или на юго-запад, или на юго-юго-восток.
Я очень внимательно слушал рассказ старого медвежатника. Когда А. А. отошел, кто-то из слушавших наш разговор, обращаясь ко мне, сказал:
— Что ты слушал этого князя? Из него уже «песок сыплется»!
Молод я тогда был, горяч и, особенно не задумываясь, выпалил все, что думал.
Наш не по годам мудрый поэт А. С. Пушкин писал: «Уважение к минувшему — вот черта, отличающая образованность от дикости». Уважать старость меня учили с детства. По тому песку, который «сыплется из стариков», молодым легче идти вперед, не спотыкаясь.
Помня этот совет А. А. Ширинско-го-Шихматова, я никогда не подходил к берлоге с северной стороны. Приближаясь к медвежьей берлоге с юга или с запада, чаще имел возможность видеть и стрелять зверя своевременно.
В эту зиму были три охоты на медведя.
На второй охоте в погоне за раненым зверем я не заметил, как потерялась слетевшая с головы шапка.
Третья охота состоялась в конце марта. Медведица с лончаками легла в километре от поля деревни Усковцы, в редком еловом лесу. На земле лежала огромная поваленная ветром старая сосна, под вывороченными корнями которой с южной стороны чернело чело берлоги. На эту охоту я приехал в компании трех слободских охотников. Так как охота происходила близко от деревни, собралась большая толпа зрителей, с которыми прибежало много деревенских собак. Только две из них, Розка и Бурлак, облаивали берлогу. Из «пришлых» собак одни, причуяв зверя, поджав хвост, убежали в деревню, другие, не проявляя никакого интереса, бродили около хозяев. Из берлоги были убиты: медведица, два лончака, а третий ценою изорванных штанов и валенок был взят из-под собак. Вес медведицы оказался 98 кг, лончаков — 45, 41 и 38 кг. Жители деревни внимательно рассматривали зверей: эта медведица задрала в деревне минувшей весной и летом двух коров, трех жеребят и попортила много овса на поле.
Много охот на медведя провел я с 8. И. Коробейннковым. Внезапный уход его из жизни в феврале 1926 г. был для меня большой потерей.
После охоты у Глушнцкого ручья (январь)
У медведей у каждого саой «характер». В конце декабря я получил письмо следующего содержания: «Два наших молодых охотника нашли берлогу, В чаще медведь стремительно бросился на них. Наскочиа в упор на старшего, подмял его под себя и клыками и когтями нанес ему глубокие раны. Младший охотник убежал домой. Старшего нашли, он хотя и остался жиа, но голове, лицо и руки обезображены, и он ничего не видит. Медведь ушел недалеко и снова залег. Мы его обошли в круг. Ружья у нас шомпольные и берданки, приезжай со своей централкой». Следовала подпись знакомого охотника.
В январе я охотился на этого зверя. Вторично медведь выбрал себе место лежки в густой еловой поросли. После прошедших снегопадов она представляла стену из хвои и снега. Круг, в котором был обойден медведь, оказался небольшим, и при поисках я столкнулся с ним нос к носу. Он «вздыбил» буквально около конца моих лыж и, вероятно, повторил бы то же, что сделал с первым охотником, но удачные выстрелы в упор — и зверь мягко осел назад. Это была медведица, весившая 145 кг. В берлоге оказалось три новорожденных медвежонка. Вечером в деревне на печке они охотно сосали из соски молоко.
Как-то во время одной из зимних охот я все же попал под медведя, и он, разорвав мне штаны, нанес раны на бедрах. В деревне древняя старушка промыла мои загрязненные хвоей и землей раны теплой кипяченой водой с простым мылом, замазала жиром только что убитого, поранившего меня зверя и завязала стираной тряпкой. Раны быстро и хорошо зажили. Много лет спустя, во время Отечественной войны, я вспомнил этот случай, когда в клинике С. С. Юдина (обращенной в военное время в госпиталь), при разможженных и сильно загрязненных ранах бедер, с большим дефектом тканей, свежие раны при первичной обработке промывали водой с мылом.
В лесных деревушках Севера, куда возвращались с добычей, в те годы воровства не было: можно было все оставить на улице — будет цело. Только когти с передних лап убитого медведя девушки ночью обрежут. Бытовало убеждение: поцарапай таким когтем парня — на всю жизнь полюбит…
Чудная картина, как ты мне родина: Белая равнина, полная луна, Свет небес высоких» н блестящий снег, И сеней далеких одинокий бег!
Утром в Вятку приехал знакомый мне по прошлым охотам лесной охотник Архип, который охотился всегда вместе с братом Дементием, Он сообщил, что неделю назад, преследуя куницу, его лайка Черныш наткнулась, по-видимому, на берлогу медведя и стала ее облаивать. Подойти к берлоге братья не решились, собаку отозвать не удалось. «Дальше мы с Дементием слышали,— продолжал он,— как вдруг оборвался лай, Чернышка взвизгнул н к нам не вернулся. Теперь-то я знаю, что это та самая злая медведиха, которая за нонешнее лето в наших починках задрала шесть коров. И в прошлые годы скот драла, людей пугала. Поедем к нам, кончать ее надо»,— закончил он.
Ночью котласский поезд вез меня в Пинюгу. Со всех сторон станции Староверческая и Пинюга окружала в те годы тайга, широко раскинувшаяся густыми ельниками. Многие годы охотился я а этих лесах. Редко где попадались здесь поляны с разрушенными остатками старообрядческих скитов, молчаливых свидетелей раскола, возникшего в 1653 году.
В сохранившихся починках двери домов не запирались, в пища, хотя и я отдельной посуде, ждала прохожего охотника. Только курить было нельзя. Бытовало поверье: «Сие диавольское зелие, произошедшее из праха блудницы» соблазнившей тьму мужей». Старообрядцы как бы застыли в традициях древнего благочестия. Они подчинялись старшему — «большаку» и жили по древнему уставу, а не «по слабости человеческих желаний». Перед избами стояли восьмиконечные деревянные кресты, а в сенях — «домоеища», приготовленные к смертному часу, а избе висели медные складни и кожаные четки.
От Пинюги надо было проделать тридцатикилометровый путь до деревушки, где жили братья. В этой глухой деревеньке в доме на стене, к своему удивлению, я увидел сытинский лубок «Посещение боярыней Морозовой протопопа Аввакума в темнице». Древний старик, отец братьев, не зная, зачем я приехал, поклонившись, спросил
меня: «Дело пытаешь, ель от дела пытаешь?» По обычаю тех мест о найденной берлоге и предстоящей охоте говорить не полагалось даже близким.
Леса вокруг деревни стояли нетронутые, болота тянулись на десятки километров. На охоту я взял два ружья и рогатину, да братья, шедшие со мной без ружей, имели по топору. Перед берлогой идти на лыжах стало труднее: кругом множество вывороченных с корнями елей, между которыми молодая густая еловая поросль согнулась в дугу лод тяжестью снежных комьев, образовав стену из хвои и снега. Близость зверя, исчезнувший Черныш и густые заросли, из которых зверь мог появиться внезапно, усиливали тревогу.
А тут еще шепот Архипа:
— Сергей, надеешься ли на себя?
Я чувствую, как мурашки ползут от этого шепота, бормочу про себя пушкинское «учитесь властвовать собой» и киваю утвердительно головой. Стараясь не производить шума, с ружьем наготове обхожу Архипа. Двигаясь, осматриваю впереди себя каждый метр.
Сквозь мелкий ельник, покрытый снежной гирей, в десяти шагах среди бурелома — вывороченная с корнем громадная ель. Через несколько шагов вижу утоптанный снег, следы и длинные желтоватые собачьи кишки. На белой пелене снега резко выделяется изорванный труп собаки, а правее, под стволом упавшего дерева, у корня — часть буроватой спины зверя. Трещит случайно обломанный сучок дерева, после чего слышу под выворотом знакомое «вяканье» медвежат. Мать, по-видимому, покинула их, готовая постоять за себя. Чувствую, как сердце начинает биться сильнее, дыхание становится глубже, обострены зрение и слух. Вижу быстро поднимающегося зверя, близость его и то состояние внутренней мобилизованности, в котором я находился, позволили сделать один за другим два верных выстрела по зверю. В берлоге оказались три маленьких медвежонка. Архип держал на руках замерзший труп Черныша, и я видел, как из глаз охотника катились слезы.
Уже стемнело, когда мы возвратились в селение. Народ собрался вокруг саней, рассматривают « медведиху, порешившую летость тьму скотов». Усталые, но довольные, в теплой избе пьем много крепкого чая. На печке старушка поит медвежат молоком из соски и, не будучи в состоянии кормить сразу трех, кличет мужа и, указывая на дочь, читавшую старинную книгу, говорит: «Рцы убо ей, да ми поможет…»
Стоят не шелохнись и дуб и береза; Лишь снег под ногами скрипит от мороза. Лишь временно ворон, вспорхнув, прошумит И дятел дуплистую иву долбит.
В верховьях реки Летки два медведя с осени обойдены в круг далеко от деревень. Только к вечеру попали в балаган около Глушицкого ручья. Лесные кварталы здесь большие, от просеки до просеки, которые уже заросли, 6 километров. Один медведь был обложен в 8-м квартале, второй — в 17-м. В лесу много бурелома. Собаки причуяли первого медведя с десяти метров. Злобно залаяли Серка и Ичет. Молодая сучка Цыганка, еще ни разу не видавшая зверя, с любопытством сунулась под выворот, да сразу же, как ошпаренная, оттуда выскочила. Страшен показался ей зверь. Медведь долго не хотел покидать берлоги. После того, как длинный шест, опущенный сверху, ударил медведя, зверь не выдержал и кинулся на людей, потревоживших его сон и загородивших ему дорогу. Медведя убили.
На следующий день — длительные поиски второго зверя по непролазным зарослям и бурелому. Вдобавок за плечами еще тяжелый мешок с инструментами и реактивами для изучения физиологии спячки зверя. Много раз провалившись в снежных заносах между поваленными деревьями, я наконец услышал под поваленной елью, на стволе которой стоял, медвежье ворчание и вскоре увидел мелькавшую в море хвои и снега спину зверя. В последний раз близко сошелся этот зверь с человеком.
Долго тащили зверя из тайги к балагану. Стояла холодная зимняя ночь. Высоко в небе виднелась Полярная звезда, показывавшая путь на север. Глядя на Млечный путь, вспомнил Зевса, приказавшего прижать к груди Геры своего сына Геракла, рожденного от смертной женщины Алкмены,— как от брызг молока из груди Геры, ширится этот путь…
Мелочей на медвежьей охоте нет, так как любая мелочь может в конце концов нарушить стройность всей охоты. Но говорят: «Тот не ошибается, кто ничего не делает». Пишущий эти строки самым нелепым образом однажды упустил медведицу. В Вагинской области в суровый мороз, когда в лесу от него потрескивали деревья, мое ружье, с механизма которого не была удалена смазка, дало шесть осечек подряд по выскочившему в четырех метрах зверю. «Ошибайся, да сознавайся». «Умел ошибиться, умей и поправиться». Понадобилась неделя, чтобы обложить его для успешной охоты. Там, где кончается неудачная охота, часто начинается совершенствование охотника, но только тогда, когда из сделанной ошибки охотник извлекает урок.
В марте среди дня начинает припекать солнце, в берлогу попадает капель от тающего снега, медведи начинают выходить и часть дня проводят, лежа на солнечной стороне около берлоги. Раньше выходят из берлоги самцы, затем яловые медведицы и, наконец, медведицы с медвежатами.
В словаре В. И. Даля: «Пестун — годовалый или двухгодовалый медвежонок, оставшийся при матери для пестованья младшего брата. Уверяют,— пишет В. И. Даль,.— что это водится только у стервятников, а овсянники и муравейники пестунов не держат».
Овес, ягоды, личинки насекомых, муравьев и сочные корневища дудника любят все медведи. «Стервятником» в голодное время становится тот же медведь, но уже попробовавший вкус мяса. Поэтому деление медведей на «стервятников» и «муравейников» не соответствует истине. В гнезде медведицы встречаются медвежата, отличающиеся друг от друга ростом и весом. В своей жизни, к моменту когда я пишу эти строки, я видел 68 медвежьих семей на охоте и уже убитыми. Было осмотрено 152 медвежонка. Но мне ни разу не приходилось видеть «пестуна» в медвежьей семье.
Покинув берлоги, медведи любят проводить время на солнцепеках, и пока в лесу снег, бродят по косогорам и сухим местам, где меньше снега и больше проталин.
Четыре медвежьих берлоги в разные годы были найдены следующим способом. Весной, охотясь в северных районах на глухариных токах, я встречал на опушках моховых болот следы медведя на еще не растаявшем снегу. Шел по ним «в пяту» и через несколько километров доходил до берлоги, из которой вышел медведь. Заметив это место, на следующую зиму с собакой я находил медведя, лежащим недалеко от старой берлоги. Если ничто не потревожит зверя, он часто ложится в том же районе, где благополучно пролежал прежние зимы.
Выше описана лишь небольшая часть из многих зверовых охот в равнинных лесах средней и северной европейской части Советского Союза, в которых мне посчастливилось участвовать в прежние годы. Охотился я на медведя и весной и летом, подкарауливая зверя у задранной им скотины. Один раз в первых числах июля в глухой вятской рамени, когда свалил жар и повеяло вечерней прохладой, я слышал рев и наблюдал драку двух медведей. По-видимому, это было время течки.
На мою долю выпала добыча сорока трех взрослых медведей. В последние восемнадцать лет, живя вдали от «медвежьих углов», по условиям своего труда, а затем и из-за нездоровья я уже не охотился на медведей.
В северных лесах произошли большие изменения: во многих бывших «медвежьих углах» возникли крупные предприятия с огромным количеством работающих в них людей и техникой; появились тракторы и другая новая техника в леспромхозах и колхозах; охотники уже не ходят в тайгу с шомпольными ружьями. Все это оттеснило, а в ряде районов поубавило количество зверей. Охота на медведя теперь регулируется выдачей лицензий, а в ряде районов, где остались единичные экземпляры, медведь взят под охрану и охота на него запрещена.
На одном вопросе биологии бурого медведя, кажущемся мне значительным, хотелось бы остановиться.
Своеобразным и интересным приспособлением, выработавшимся в процессе эволюции животного и растительного мира в различных частях света для выживания в неблагоприятных условиях, является зимняя спячка. В этом состоянии снижены все процессы, происходящие в организме. Спячка — удивительное явление жизни.
Увлеченный вопросом зимней спячки у бурого медведя, я начиная с 1922 г. при всякой возможности исследовал эту проблему. Медведь в берлоге пять зимних месяцев проводит без пищи. У медведицы в это время происходят роды и кормление новорожденных детенышей молоком. Казалось, медведь, голодая всю зиму, должен лишиться сил, ловкости, способности бежать десятки километров по глубокому снегу. На самом деле выгнанный из берлоги голодный зверь по-прежнему силен и ловок, умеет постоять за себя и может легко изуродовать неловких охотников. В холодную погоду медведь лежит в берлоге крепче, а в теплую бывает достаточно сломать вблизи него промерзшую ветку, как «дремлющий» зверь уже повертывает голову в сторону подозрительного шума, вскакивает и, в зависимости от своего характера, бежит от охотника или кидается на него.
Наблюдения над медведями, о которых упоминается здесь, производились не в условиях лаборатории, а в тайге зимой, на морозе, вдали от жилья и поэтому не могут считаться совершенными. Удалось получить немногочисленные факты, требующие научной проверки точно поставленными опытами.
Зимой у лежащего в берлоге медведя обмен веществ ограничен соответственно незначительным жизненным проявлением находящегося в покое зверя, его минимальному теплопроизводству и сниженной сердечно-легочной и мышечной работе. Температура тела, измеренная пять раз ртутным термометром, введенным в прямую кишку спустя несколько секунд после выстрела по зверю, не успевшему подняться, колебалась между 29 и 34°С. Дыхание, которое удалось наблюдать вблизи лежащего в верховой берлоге зверя в ясный морозный день, замедленно — промежутки между отдельными дыхательными движениями удлинены. Количество гемоглобина в крови колебалось у отдельных зверей от 63 до 67%. Способность крови к свертыванию оказалась пониженной. Пищеварение у медведя в спячке прекращается, реакция в желудке становится нейтральной, кишечник находится в спавшемся состоянии. Было произведено 18 вскрытий убитых зимой медведей и исследован ряд органов. Работа эта проводилась в годы увлечения железами внутренней секреции, поэтому последние внимательно изучались. Специального аппарата, регулирующего зимнюю спячку, обнаружено не было.
Жир медведя, залегающего на зиму в берлогу, богат веществами, определяющими его полноценность. Чистые раны, леченные этим жиром, заживали быстрее контрольных. Все это дает право лишь повторить общую фразу, что спячка образовалась как приспособление зверя к условиям жизни и, укрепившись, приобрела властность инстинкта.
Особенности тканей животных, впадающих в спячку, отчасти уже использованы человеком при создании и хранении живых вакцин и тканей. В хирургии вслед за обезболиванием конечностей при вынужденных высоких двухсторонних ампутациях у тяжелых больных методом охлаждения под жгутом появился метод гипотермии — понижения температуры тела для производства больших хирургических операций.
Дальнейшее изучение зимней спячки представляет теоретический и практический интерес. Окружающая нас природа развивалась независимо от воли людей в процессе эволюции. Непросто разобраться в перепутанном клубке причин, приведших к появлению спячки. Любое преобразование природных явлений требует глубокого знания. Но и положительные эмоции ученых играют не последнюю роль в научных исследованиях.
Мне кажется, что если со временем изучение спячки и не даст возможность погружать хотя бы некоторых домашних животных на короткое время бескормицы в спячку, то полученные результаты могут оказаться полезными в различных отраслях знаний.
Биологам совместно с биофизиками и биохимиками стоило бы организовать комплексное изучение зимней спячки медведя в условиях зоопарков, где это возможно на строго научном уровне и где наряду «со спящими» могут быть контрольные подкармливаемые и бодрствующие медведи. Наше поколение этого сделать не успело.