Накануне XII годовщины Октябрьской революции появилась статья Сталина «Год великого перелома». В ней утверждалось, что в основном решена проблема накопления «для капитального строительства тяжелой промышленности». Далее автор обещал, что «если развитие колхозов и совхозов пойдет усиленным темпом, то нет оснований сомневаться в том, что наша страна через каких-нибудь три года станет одной из самых хлебных стран, если не самой хлебной страной в мире». При этом ставка делалась на «зерновые фабрики». Обрабатывать землю весной 1930 г. должны были 60 тыс. тракторов, к весне 1931 г. — свыше 100 тыс., к весне 1933 г. — более 250 тыс.
Это намерение оформилось в партийную директиву на ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1929 г. Некоторые выступавшие пытались предупредить об опасности погони за цифрами, помнить об уже имевшемся горьком опыте организации колхозов под лозунгом «Кто больше». В то же время звучали обязательства парторганизаций Северного Кавказа, Поволжья, Украины о завершении коллективизации к лету 1931 г. На еще более высокие темпы ориентировал секретарь ЦК В. М. Молотов. «Для основных сельскохозяйственных районов и областей, — говорил он, — при всей разнице темпов коллективизации их, надо думать сейчас не о пятилетке, а о ближайшем годе».
Резолюция пленума объявляла курс на быстрейшее объединение крестьяно-середняцких хозяйств в крупные коллективные хозяйства, на подготовку условий для развития планового продуктообмена между городом и деревней. Одновременно пленум осудил «панические требования правых оппортунистов», вывел Н. И. Бухарина из состава Политбюро ЦК, потребовал от него и его сторонников политического раскаяния.
События после пленума знаменовали процесс оформления личной власти Сталина. В декабре 1929 г. как всенародное торжество отмечалось его 50-летие. На проходившей в эти дни Первой Всесоюзной конференции аграрников-марксистов, Сталин обрушился на крупнейшего экономиста А. В. Чаянова и единолично выдвинул директивный лозунг «Ликвидация кулачества как класса», раскулачивания как составной части образования и развития колхозов. Даже попытки комиссии Политбюро ЦК поставить какие-то ограничения безудержной погоне за показателями выполнения данного курса были отброшены.
Сталин так отредактировал проект постановления ЦК ВКП(б), ставший официальным документом 5 января 1930 г. «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», что коллек тивизация стала величайшим насилием над крестьянством. Она даже 6c:i учета экономических последствий оказалась не подготовлена ни в техни ческом отношении, ни идеологически и организационно. Работа в массах подменялась угрозами, грубым нажимом. Массовым беззаконием стало «раскулачивание». Причем, Ленин никогда не ставил вопрос об экспроприации кулаков.
Кроме «раскулачивания», появился термин «подкулачник», который можно было применить к любому крестьянину. Как проходило это на практике, живописует следующее, например, сообщение Сталину из Сибири: «Мы с кулаком расправляемся по всем правилам современной политики, забираем… не только скот, мясо, инвентарь, но и семена, продовольствие и остальное имущество. Оставляем их в чем мать родила».
Одновременно бюрократическая система, требовавшая высоких показателей и угрожавшая за неисполнением директив, порождала очковтирательство, приписки. К марту 1930 г. согласно отчетам в колхозах числилось свыше 50 процентов крестьянских хозяйств, чего на самом деле не было. Напротив, нарастала волна массового недовольства. Она проявлялась в огромном количестве писем-протестов, в массовом забое скота, в самоликвидации хозяйств, в вооруженных выступлениях против властей. До середины марта их насчитывалось более 2 тысяч с участием около 700 тысяч крестьян. Росло число убийств коммунистов и колхозных активистов.
Реальной становилась угроза повторения весны 1921 г. В связи с этим и марте 1930 г. появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», постановление ЦК, осуждающее перегибы, ратовавшие за соблюдение принципа добровольности вступления в колхозы. В них вся ответствен- жн ib за беззаконие перекладывалась на местных работников. Сталин умел, говоря словами Твардовского, «любой из своих просчетов ворох ж pi нести на чей-то счет».
Весной — летом 1930 г. прекратили существование фиктивные и и м и н.ственно созданные колхозы.
В промышленности началось время «отчаянного штурма». Между тем сверхнапряжение вело к ломке всей системы управления, к постоянным сбоям в производстве, а массовые аресты специалистов и приток необученных рабочих — к росту аварий, которые в большинстве случаев объяснялись «вылазками классового врага». Темпы развития с 23,7 процента в 1928 — 29 гг. упали до 5 процентов 1933 г. Как и в аграрной сфере, руководство вынуждено было несколько отступить: подчеркивалась роль материального стимулирования, возникло движение хозрасчетных бригад и т. п. — Эксплуатировался энтузиазм миллионов людей, искренне веривших в возможность одним рывком достичь прекрасного будущего. Трагическое противоречие того времени состояло в том, что на сооружении Магнитки, Кузнецка, Комсомольска-на-Амуре и других крупнейших стройках рядом с тысячами людей, охваченных энтузиазмом создания нового общества, трудились подневольные переселенцы и заключенные, ставшие невинными жертвами этого общества. В том же русле находился голод 1933 г. На Украине, в Узбекистане, в Поволжье, на Урале, Северном Кавказе погибло несколько миллионов человек из-за изъятия зерна и скота по приказу руководства страны во второй половине 1932 г. для продажи на внешнем рынке. В хлебородных регионах умирали за то, что государство от экспорта получило всего лишь 8 процентов от общей выручки.
В первой половине 1932 г. покупательская способность рубля снизилась на 60 процентов по сравнению с началом пятилетки. Рыночные цены в 1933 г. оказались выше государственных в 12 — 15 раз.
Однако все жертвы, которые потребовались от города и деревни, во многом оказались напрасными. В условиях нарушения диспропорций, нереальных заданий, отсутствия подготовленных кадров промышленность не могла эффективно использовать выделенные на нее средства. В результате первая пятилетка фактически была провалена по всем основным позициям.
Правительство вынуждено было пересмотреть, если не политику в целом, то темпы ее осуществления. Оно резко снизило задание на вторую пятилетку, намеченные XVII партконференцией (февраль 1932 г.). На XVII съезде ВКП(б) в 1934 г. ряд выступающих говорил о необходимости отказаться от излишне централизованного планирования, о предоставлении регионам большей самостоятельности, о повышении внимания к промысловой кооперации, о возможности реализовать ее продукцию по ценам рынка. Вторая пятилетка оказалась более реалистичной по размерам плановых заданий, нежели первая.
Серьезную роль в улучшении обстановки в народном хозяйстве сыгра ло стахановское движение. Его символическим началом стал рекорд, установленный 31 августа 1935 г. Алексеем Стахановым на шахте «Цент ральная-Ирмино».
Псе, вместе взятое, — большая реальность заданий, внимание к технической реконструкции, стахановское движение способствовало понижении! роли экстенсивных факторов роста. И хотя в целом вторая пятилетка иг г>ыла выполнена, динамика экономического развития улучшилась. Пй’Ювая продукция промышленности увеличилась на 120 процентов — 114, валовая продукция сельского хозяйства на 85 процентов при ни пне — 100 процентов. Руководство страны, чтоб поддержать собственную репутацию, вновь сознательно фальсифицировало итоговые результаты, заявив, что пятилетка выполнена якобы за 4 года и 3 месяца.
Каковы же результаты социально-экономического развития страны в «I I годы?
Официально утверждалось что в СССР в основном построено (социалистическое общество. В стране действительно произошли большие изменения. По объему промышленного производства СССР вышел ни первое место в Европе и второе в мире. Особенно резкий скачок произошел в энергетике и в металлургии. Возник ряд новых отраслей: йимиционная, автомобильная, алюминиевая и др. Хотя по важнейшим Him того времени видам продукции производству на душу населения составляло от 1 /4 до 2/3 уровня передовых стран, но стабильное различие I преодолено. Национальный доход вырос более чем в 5 раз, валовая продукция промышленности — в 6,5 раза.
Во многих рабочих квартирах появились книги. Была искренняя вера в то, что культурными высотами можно тоже овладеть решительным штурмом. На Первом Всесоюзном совещании рабочих и работниц-стахановцев шахтер Артюхов с гордостью сообщил о наличии у него пианино, а на вопрос Г. К. Орджоникидзе: «Умеешь играть?» ответил со всем энтузиазмом 30-х годов: «Пока не умею, но заверяю любимого наркома, что раз уголь умею рубить, то научусь и играть».
В эти годы в советской науке работали выдающиеся ученые и инженеры И. П. Бардин, В. И. Вернадский, А. Ф. Иоффе, П. JI. Капица, Е. В. Тарле и другие. Крупнейшие фундаментальные работы велись в физико-техническом институте в Ленинграде, в 1934 г. возникла комиссия телемеханики и автоматики. Но общий уровень подготовки специалистов стремительно снижался. На подготовку одного специалиста в конце 20-х—начале 30-х годов расходовалось в 3—4 раза меньше средств, чем до революции.
Происходила формализация и упрощение художественной культуры. Теперь руководство страны решало, что из произведений искусства нужно и полезно народу. Поэтому процесс развития культуры был крайне противоречив. Впервые десятки миллионов людей разных национальностей прикоснулись к ее родникам, взяли в руки книги Пушкина, Шекспира, познакомились с эпосами народов СССР, обрели свою письменность. Общество получило «Тихий Дон» М. А. Шолохова, книги А. П. Гайдара, А. С. Макаренко, К. А. Паустовского, А. Н. Толстого, стихи Б. Л. Пастернака, Т. Табидзе, музыку С. Прокофьева, Д. Шостаковича, картины М. В. Нестерова, А. А. Пластова, фильмы братьев Васильевых, А. П. Довженко и других.
Одновременно подвергалось гонениям и замалчивалось творчество М. А. Булгакова, С. А. Есенина, А. П. Платонова, О. Э. Мандельштама, живопись П. Д. Корина, К. С. Малевича, разрушались памятники архитектуры, искажалась история страны.
Неоднозначными были и изменения в положении широких масс. Нуждаясь в социальной опоре, режим тем не менее не учитывал реальные интересы трудящихся, в первую очередь рабочего класса. Да, рабочие и служащие имели право на оплачиваемые трудовые отпуска, 7-часовой рабочий день при пятидневной трудовой неделе, оплату больничных листов и т. д., но из-за низкой зарплаты многие не могли реально пользо ваться ими. В 1929 г. в стране была введена карточная система. Но она распространялась лишь на часть городского населения, следовательно, имеющим карточки, приходилось делиться с неимеющими.
Еще хуже было положение селян. В 1937 г. в письмах М. И. Калинину и И. В. Сталину с Волги, из Нечерноземья, из Сибири писали одно и тоже «в колхозах… во всем печальная картина, особенно, если сравнить с годам НЭПа».
Итак, за 10—12 лет в стране была создана мощная тяжелая промышленность с высоким военным потенциалом. Вместе с тем СССР остался аграрно-индустриальной страной. Миллионы людей впервые получили определенные социальные блага, закрепленные в Конституции 1936 г. Значительно расширился доступ к знаниям и культуре. Причем Конституция 1936 г. сняла существовавшие ограничения для так называемых «нетрудовых элементов». Но интересы конкретной личности были подчинены задачам наращивания мощи государства. Стремительный рост городского населения сопровождался «раскрестьяниванием» деревни. Естественные сами по себе эти процессы оказались резко сжатыми во времени и велись грубыми беспощадными методами. Поэтому ряд исследователей считает возможным характеризовать социально-экономическую систему 30-х годов как государственный социализм, отягощенный политикой репрессий. Есть и более резкие суждения. По оценке большой группы специалистов с конца 20-х годов страна повернула на тупиковый путь развития.